— Слушай, Федор, я одного не пойму — если кикимора боится серебра и ее убивают серебряным оружием, почему я могу касаться серебряного крестика, и мне ничего за это нет?
— Да чего тут объяснять! Брехня, видать, про серебро-то. Вот башку отрезать — это дело верное, а чем отрезать — да хоть пилой или мотыгой, серебро тут ни при чем.
— Ладно, хватит об этой пакости, пошли в трактир, поднимай меня!
Федор осторожно поднял Андрея и помог ему вылезть из повозки. Тот замер, переводя дух и привалившись плечом к борту фургона, осмотрелся. Странно, он все видел как-то по-другому — вроде и так же, но по-другому!
Людей, предметы, деревья окружало какое-то свечение, это было похоже на то, как если бы смотреть в прицел-тепловизор. Интересно, что можно было усилить эффект, каким-то образом напрягшись, или уменьшить, согнав его практически в ноль. Будто настраиваешь бинокль — ближе, дальше…
«Что бы это значило? — ошеломленно подумал Андрей. — Почему вот у этого пацаненка оранжевое сияние вокруг тела, а у этого старика — красно-черное? Что это значит? Хм… а вокруг меня какое-то зеленоватое… Федор светится желтым, с красно-черными вспышками — красное и черное в основном возле ноги… интересно…»
— Федь, ты ранен в ногу?
— Откуда ты узнал? — Федор остро глянул на друга и коснулся больной ноги. — Да, ранен, только как ты это увидел под штанами?
— Вот так… как-то увидел… — неопределенно буркнул Андрей и, покачиваясь, сделал несколько шагов по направлению к трактиру. — Помогай давай! А что скажешь трактирщику, если спросит, что со мной?
— Что и лекарю, то и ему скажу. — Федор подхватил Андрея под локоть и поддерживал его сбоку. — Что с лошади упал и ветками побило, да камнями… или медведь подрал.
— Ну-ну… так они и поверили.
— Поверят или нет — какое их собачье дело?! Все, пошли, лошадей уже поставили, сейчас лекарь придет тебя осматривать. Кстати, у нас пара лошадей прибавилась, верховых.
— Откуда взялись?
— Потом расскажу, не до того. В общем, староста приходил, желал поблагодарить нас за смерть его дочери-кикиморы.
— И обратно, как я понимаю, не ушел. Много их было?
— Пятеро, вместе со старостой.
— Силен, старик! Ты тот еще конь! Нашинковал их?
— Алена старосту завалила из лука и еще одного подстрелила, помогла.
— А молодец баба, — удивился Андрей и сморщился. — Как чешутся раны, ты бы знал, просто не могу сдержаться — хочется драть их ногтями!
— Не вздумай! Это хорошо, что чешутся, значит, заживают. Хм… это на второй-то день после ранения… Да-а-а… в твоей кикиморности есть и свои хорошие стороны. Ну все, хватит болтать, пришли!
Миновав высокое крыльцо, мужчины, хромая и поддерживая друг друга, попали в большой зал заезжей. Там было почти пусто, только несколько возчиков в углу обедали, не обращая внимания на окружающих и что-то бурно обсуждая. Вдруг один стукнул кулаком по столу и крикнул:
— Да пусть он идет к демону с его платой! Я за эти деньги еще должен мешки таскать? Не бывать этому!
Андрей улыбнулся. Везде одно и то же — недовольные работники и жадные работодатели.
От улыбки у него зачесалось слева — проведя рукой по щеке, он обнаружил аккуратные стежки шва и с неудовольствием подумал: «Особая примета, черт ее возьми! Теперь мою рожу запомнит каждый первый попавшийся постовой и бабка из подъезда напротив! Тьфу, что я несу? Какая особая примета — я отошел от своей грязной работы, хватит! Впрочем, тут бы тоже не хотелось быть таким запоминающимся… да что сделаешь? Что есть, то есть. Интересно, мое героическое деяние не было ли попыткой самоубийства? Ну типа искупление? Трижды тьфу! И что мне в башку лезет? Спятил, что ли? Новое мое состояние такие мысли навевает, что ли? А интересно смотреть, как они светятся! Кстати, даже в темноте — вон служанка в темном углу сияет, как неоновая! А притушить свечение? Ага… притухла, а то аж глаза режет… а что это у нее живот светится желтым, этакий сгусток? Хе-хе… беременна? Хозяин, что ли, постарался… Впрочем, какое мне дело?»
Он расслабился на стуле у окна, по привычке держа в поле зрения входную дверь, а Федор и Алена обсуждали что-то с трактирщиком, потом поднялись с ним наверх. Алена держала за руку дочь.
«Прелестная девчушка! — подумал Андрей. — Вся в маму! А Федор-то как на них смотрит… это что-то уж очень подозрительно… Ой, черт! Да он, похоже, влюбился! И куда же я его тогда потащу за собой? Это же преступление против человечности… Ясно, что дорога гладкой не будет».
Его мысли прервал чей-то грубый голос:
— Ты чего тут расселся? Пошел вон отсюда, нищеброд! Много вас тут ходит, скоты, затоптали весь пол!
Андрей с удивлением повернулся — перед ним стоял здоровенный парень, слегка полноватый, одетый, как это принято у вышибал, в кожаную безрукавку, обнажавшую толстые руки шириной с бедро обычного человека.
— Ну что уставился? Вали отсюда или я тебя выкину!
Андрей огляделся — как на грех, никого из персонала рядом не было, трактирщик ушел с Федором, а подавальщицы переговаривались в глубине кухни и не обращали внимания на то, что происходит в зале, увлеченные рассказом одной из них о том, как та ходила на свидание и как он сказал… а она… а он… а они…
— Слушай, парень, я клиент и не хочу неприятностей. Уйди подобру-поздорову, а? — попросил Андрей как можно миролюбивее, хотя внутри у него уже все закипало от тупого, упрямого хамства этого человека — ну нет бы поговорить, выяснить, ну нельзя же сразу бить посетителя, если его вид тебе не нравится. Ну что за хрень такая! Таких вышибал надо гнать поганой метлой!