Андрей прошел внутрь и со сжавшимся сердцем увидел возле ворот конуру, у которой, в луже крови, лежала собака с окровавленной головой и вспоротым животом. Около нее сидел мальчик лет десяти и горько плакал, поглаживая собаку по голове.
Увидев Андрея, он сквозь рыдания сказал:
— Они Волчка убили… он хотел нас защитить, а они его убили!
Андрей стиснул зубы и пошел в чистенькую ухоженную хату. В горнице было людно — за столом сидел мордастый бугай лет тридцати, с брезгливо-презрительным выражением лица записывающий на бумагу то, что ему говорил один из помощников, похожий на него как две капли воды своим высокомерно-презрительным видом:
— Полотенце — два. Чашка расписная — одна. Две ложки деревянные. Два стула, с резными спинками…
Андрей посмотрел на происходящее, на сидевшую в углу женщину лет тридцати пяти с прижатыми к груди руками, и мальчишек-двойняшек лет семи, прижавшихся к ней, зарывшихся лицами в ее передник, и спросил:
— А что здесь происходит?
— А ты кто такой, чтобы спрашивать? — грозно спросил сидящий за столом бугай. — Не мешай! Это государственное дело! Я сборщик податей! Выведите его отсюда, нечего тут стоять!
Трое солдат в полном вооружении придвинулись к Андрею, но не успели они схватить его за руки, как он спокойно сказал:
— Я родственник этой женщины и привез деньги, долг, я брал у ее мужа. Сколько она должна?
Мытарь кивнул солдатам, и они отошли от Андрея, так и не узнав, как близки они были к смерти.
— Если родственник… ладно! Она должна подати за два года — десять золотых. Староста сказал, что она отказалась платить по ерундовому поводу — мол, наторгует и отдаст постепенно. А государство не может ждать! Посему мы описываем ее имущество, с тем чтобы вывезти все более-менее ценное. А ты точно ее родственник? Что-то вы не шибко похожи!
— Я дальний родственник, — усмехнулся Андрей, посмотрел на удивленно раскрывшую глаза женщину и незаметно ей подмигнул. — Я покрою ее долг, прекратите опись, сейчас я принесу деньги. А зачем собаку-то убили?
— Так она войти не давала! — буркнул один из солдат. — Распустились эти крестьяне, совсем страх потеряли! Бесполезные скоты, только жрать да плодиться!
— Так, хватит болтать, Антон! Иди, родственник, неси деньги! Заплатишь — что же, мы уйдем… до следующего раза. Подати — дело святое, поняла, Аграфа? Радуйся, что твоих щенков в рабство не взяли, в следующий раз так и сделаем! В столице любят мальчиков — продадим в бордель, вот и будут тебе подати за несколько лет вперед! — Бугай заржал, ему вторили помощники и солдаты.
Андрей почувствовал, как у него задергалось веко, и быстро вышел, чтобы не поубивать эту шатию — этого делать было нельзя ни в коем случае, тем более на глазах толпы крестьян, иначе через несколько дней появится карательный отряд, и тогда пощады не жди.
Он подошел к повозке и сказал Федору хриплым голосом:
— Дай сорок золотых!
Его еще трясло от возбуждения, тело просило боя, ему страшно хотелось убить всех, кто пришел со сборщиком податей, а также разогнать толпу равнодушных, скалящихся на чужую беду зевак во главе со старостой.
— Ты чего задумал, Андрей? — с тревогой спросил Федор. — Деньги у нас есть, конечно, но если раздавать их на каждом перекрестке, этак не напасешься! Ты хорошо подумал?
— Я тебе говорю — дай сорок золотых! — рявкнул Андрей и, скрипнув зубами, тихо добавил: — Иначе я сейчас поубиваю этих козлов!
— Даю, даю, — засуетился Федор и стал отсчитывать деньги из мешка, который взял у отца кикиморы. — Вот, возьми. Мне с тобой пойти?
— Нет. Сиди здесь и не вмешивайся. Скоро поедем! — Андрей снова зашагал к хате, провожаемый взглядами перешептывающихся селян.
Пройдя мимо мертвой собаки, мимо коровы, привязанной к столбу у ворот и недоуменно глядящей на происходящую во дворе суету, Андрей вошел в горницу и брякнул на стол перед мытарем десять золотых.
— Получи. И расписку давай, что получил! А то потом скажешь, что не давали тебе…
— Обижаешь, приезжий… только теперь не десять золотых, а одиннадцать. Десять процентов сбор за наши хлопоты, — злобно оскалился сборщик податей. — Надо было вовремя платить, тогда бы мы не тратили время на это занятие! Думаешь, нам приятно сидеть в этой вонючей дыре?!
— На, одиннадцать так одиннадцать! Расписку давай! — Андрей бросил еще золотой и уселся на стул напротив сборщика, наблюдая, как тот корябает что-то на куске пергамента. Затем сборщик достал из кошелька печать, чернильницу, аккуратно, чтобы не испачкаться, помазал печать маленькой кисточкой, приделанной к крышке чернильницы, приложил, помахал в воздухе документом и сказал Аграфе с ухмылкой:
— Вот ублажила бы нас, скостили бы золотой! Дура баба, не убыло бы от тебя, а золотой на дороге не валяется. Повезло тебе, что родственничек объявился!
Андрей поставил локти на стол, закрыл лицо ладонями, потирая, как будто бы устал от дальней поездки, и мытарь не видел, как под ладонями лицо искривилось в яростной гримасе ненависти и изо рта полезли огромные белые клыки… Наконец Андрей справился со своим желанием убивать, и его лицо снова приобрело нормальные очертания.
Он взял документ, пробежал глазами — все верно — и отдал Аграфе:
— Спрячь подальше. А то придут снова и возьмут вдвойне в другой раз, если бумажки не будет. С них станется…
Мытарь грузно встал, отдуваясь и топая ногами в грязных сапогах, оставляя на чисто вымытом полу ошметки земли, коровьего навоза, и приказал подручным: